Неточные совпадения
Помещик Манилов, еще вовсе человек не пожилой, имевший глаза сладкие, как
сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся,
был от него
без памяти.
О пирожном я не говорю: оно то же, что и в Англии, то
есть яичница с вареньем, круглый пирог с вареньем и маленькие пирожки с вареньем да еще что-то вроде крема,
без сахара, но, кажется… с вареньем.
Я пригласил его
пить чай. «У нас чаю и
сахару нет, — вполголоса сказал мне мой человек, — все вышло». — «Как, совсем нет?» — «Всего раза на два». — «Так и довольно, — сказал я, — нас двое». — «А завтра утром что станете кушать?» Но я знал, что он любил всюду находить препятствия. «Давно ли я видел у тебя много
сахару и чаю?» — заметил я. «Кабы вы одни кушали, а то по станциям и якуты, и якутки, чтоб им…» — «
Без комплиментов! давай что
есть!»
Еще они могли бы тоже принять в свой язык нашу пословицу: не красна изба углами, а красна пирогами, если б у них
были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем
без сахара или что-то в этом роде.
Вдруг из дверей явились, один за другим, двенадцать слуг, по числу гостей; каждый нес обеими руками чашку с чаем, но
без блюдечка. Подойдя к гостю, слуга ловко падал на колени, кланялся, ставил чашку на пол, за неимением столов и никакой мебели в комнатах, вставал, кланялся и уходил. Ужасно неловко
было тянуться со стула к полу в нашем платье. Я протягивал то одну, то другую руку и насилу достал. Чай отличный, как желтый китайский. Он густ, крепок и ароматен, только
без сахару.
Китайцы сами, я видел,
пьют простой, грубый чай, то
есть простые китайцы, народ, а в Пекине, как мне сказывал отец Аввакум, порядочные люди
пьют только желтый чай, разумеется
без сахару.
Из маленьких синих чашек,
без ручек,
пьют чай, но не прикусывает широкоплечий ямщик по крошечке
сахар, как у нас:
сахару нет и не употребляют его с чаем.
Да китайцы и правы: в отношениях с ними все европейцы, как один европеец, не индивидуумы, а представители типа, больше ничего; одинаково не
едят тараканов и мокриц, одинаково не режут людей в мелкие кусочки, одинаково
пьют водку и виноградное вино, а не рисовое, и даже единственную вещь, которую видят свою родную в них китайцы, — питье чаю, делают вовсе не так, как китайцы: с
сахаром, а не
без сахару.
Кипяток в семь часов разливали по стаканам
без блюдечек, ставили стаканы на каток, а рядом — огромный медный чайник с заваренным для колера цикорием. Кухарка (в мастерских ее звали «хозяйка») подавала по куску пиленого
сахара на человека и нарезанный толстыми ломтями черный хлеб. Посуду убирали мальчики. За обедом тоже служили мальчики. И так
было во всей Москве — и в больших мастерских, и у «грызиков».
Ромашов переживал теперь острую денежную нужду. Кредит
был прекращен ему повсюду: в буфете, в офицерской экономической лавочке, в офицерском капитале… Можно
было брать только обед и ужин в собрании, и то
без водки и закуски. У него даже не
было ни чаю, ни
сахару. Оставалась только, по какой-то насмешливой игре случая, огромная жестянка кофе. Ромашов мужественно
пил его по утрам
без сахару, а вслед за ним, с такой же покорностью судьбе, допивал его Гайнан.
— Да ты попробуй прежде,
есть ли
сахар, — сказал его высокородие, — а то намеднись, в Окове, стряпчий у меня целых два стакана
без сахару выпил… после уж Кшецынский мне это рассказал… Такой, право, чудак!.. А благонравный! Я, знаешь, не люблю этих вот, что звезды-то с неба хватают; у меня главное, чтоб
был человек благонравен и предан… Да ты, братец, не торопись, однако ж, а не то ведь язык обожжешь!
— Уж если
будет ваше одолжение, милостивый государь, — сказала она, — то позвольте чашечку и мне, но
без сахару, потому что я, по моим обстоятельствам, вынуждаюсь
пить вприкуску…
В углу на столе кипел самовар; домашние всей семьей собрались около него и
пили чай. Феклинья с заплаканными глазами щелкала кусок
сахару; тесть дул в блюдечко и громко ругался. Гришка сидел неподвижно на верстаке и
без всякой мысли смотрел в окошко.
На этот раз осчастливлены
были захожий монашек стаканом внакладку и старичок богомолец, которому дали совсем
без сахара.
Он молча и круто повернул ко мне, взял чашку,
выпил стоя и
без сахару, причем очень торопился и как-то особенно старался не глядеть на меня.
Зима тянулась
без конца, и последняя Муха начала думать, что лета больше уже не
будет совсем. Ей хотелось умереть, и она плакала потихоньку. Это, наверно, люди придумали зиму, потому что они придумывают решительно все, что вредно мухам. А может
быть, это тетя Оля спрятала куда-нибудь лето, как прячет
сахар и варенье?..
Чай бросали прямо в кипяток и давали ему вывариться: получалась крепкая, почти черная жидкость, которую
пили большею частью
без сахара, так как казна, выдававшая очень много чая (его даже курили, когда не хватало табаку), давала очень мало
сахара, и
пили в огромном количестве.
И всё это Ольга Михайловна должна
была помнить и потом кричать; «Иван Петрович, это вам
без сахару?» или: «Господа, кто просил пожиже?» Но тот, кто просил пожиже или
без сахару, уж не помнил этого и, увлекшись приятными разговорами, брал первый попавшийся стакан.
Случалось, что ему не на что
было купить лекарства; иногда у него недоставало чаю и
сахару; иногда приходилось даже оставаться
без обеда и ужина.
Звонок к завтраку — для нас одних. Начальницы спят. Завтракаем одни с Марией. Завтрак, как всегда, овсяный кофе
без сахара (который весь пансион целиком, “добровольно” и раз навсегда, кажется, в день своего основания, уступил “бедным детям”) и хлеб
без масла, но зато с каким-то красным тошным растительным клеем, который
ест без отвращения и, когда удается, за всех, то
есть слизывает у всех, только вечно голодная, несчастная, всеядная, на редкость прожорливая бразилианка Анита Яутц.
Кофе давали цикорный, с небольшим количеством молока, но
без сахару.
Сахар можно
было покупать на свои деньги. Одновременно с кофе давали паек хлеба с фунт весом, на целый день.
«Ты веди книгой и справляй по дому все полицейские обязанности, — сказал Аристархову купчик, — но деньги с жильцов получать не моги, на то
есть Архип. Дочь его тебе стряпать
будет за мой счет, чай,
сахар, керосин тоже мой и четвертной билет жалованья… Согласен? Приеду из заграничных земель, опять куролесить
будем, а туда тебя везти неравно испугаются… И
без тебя там прохвостов довольно».
— Да ведь вы
без сахара? — сказала она, всё улыбаясь, как будто всё, чтό ни говорила она и всё, чтό ни говорили другие,
было очень смешно и имело еще другое значение.